майбутні покоління мають час до згуби, чого не скажеш, вже про нас - кам'яні брили над невеликим пагорбом землі. Наш день росою на траві почнеться, у мряці сна землі, світанок гаснуть іржавим серцем буде. Хто чув думки мої - той бачив світ якого вже не буде, той світ належав весь душі, а нині, вже, тісні землі кайдани, що б втримати його в собі, так наче він помер учора, і поховали з ним мене, Амінь...
Твої листи завжди пахнуть зов'ялими трояндами, ти, мій бідний, зів'ялий квіте! Легкі, тонкі пахощі, мов спогади про якусь любу, минулу мрію. І ніщо так не вражає тепер мого серця, як сії пахощі; тонко, легко, але невідмінно, невідборонно нагадують вони мені про те, що моє серце віщує і чому я вірити не хочу, не можу. Мій друже, любий мій друже, створений для мене! Як можна, щоб я жила сама тепер, коли я знаю інше життя? О, я знала ще інше життя, повне якогось різкого, пройнятого жалем і тугою щастя, що палило мене, і мучило, і заставляло заламувати руки і битись, битись об землю в дикому бажанні згинути, зникнути з сього світа, де щастя і горе так божевільно сплелись... А потім і щастя, і горе обірвались так раптом, як дитячеридання, і я побачила тебе. Я бачила тебе і раніше, але не так прозоро, а тепер я пішла до тебе всею душею, як сплакана дитина іде в обійми того, хто її жалує. Се нічого, що ти не обіймав мене ніколи, се нічого, що між нами не було і спогаду про поцілунки, о, я піду до тебе з найщільніших обіймів, від найсолодших поцілунків! Тільки з тобою я не сама, тільки з тобою я не на чужині. Тільки ти вмієш рятувати мене від самої себе. Все, що мене томить, все, що мене мучить, я знаю, ти здіймеш своєю тонкою тремтячою рукою,- вона тремтить, як струна,- все, що тьмарить мені душу, ти проженеш променем твоїх блискучих очей,- ох, у тривких до життя людей таких очей не буває! Се очі з іншої країни... Мій друже, мій друже, нащо твої листи так пахнуть, як зів'ялі троянди? Мій друже, мій друже, чому ж я не можу, коли так, облити рук твоїх, що, мов струни, тремтять, своїми гарячими слізьми? Мій друже, мій друже, невже я одинока згину? О візьми мене з собою, і нехай над нами в'януть білі троянди! Візьми мене з собою. Ти, може, маєш яку іншу мрію, де мене немає? О дорогий мій! Я створю тобі світ нової мрії. Я ж для тебе почала нову мрію життя, я для тебе вмерла і воскресла. Візьми мене з собою. Я так боюся жити! Ціною нових молодощів і то я не хочу життя. Візьми, візьми мене з собою, ми підемо тихо посеред цілого ліса мрій і згубимось обоє помалу, вдалині. А на тім місці, де ми були в житті,нехай троянди в'януть, в'януть і пахнуть, як твої любі листи, мій друже... Крізь темряву у простір я простягаю руки до тебе: візьми мене з собою, се буде мій рятунок. О, рятуй мене, любий! І нехай в'януть білі й рожеві, червоні й блакитні троянди.
Як солодко грає, як глибоко крає, розтинає білі груди, серденько виймає!
лежу на дне ванны... глотаю густой воздух испарений.... смотрю сквозь прутья бельевой верёвки в пустоту сознания... жду, пока тело растворится под краном вечности в воде неизбежности...
тобеш для меня, южноамериканский миф"Мужчина и женщина пошли в лес. Вот и дерево, замеченное еще загодя. Карабкаясь по стволу и опираясь на толстые сучья, муж добрался до дупла, достал топор и стал расширять отверстие. Просунув руку, он нащупал в дупле птенца, вытащил его и бросил жене. Птенцов было много и он принялся вынимать их одного за другим. Жена подхватывала маленьких попугайчиков и запихивала себе в рот. Муж взглянул вниз и увидел пустую корзину.
- Где же птенцы, ты что ешь их, что ли? - удивился человек.
- Ты наверное ослеп, смотри, вот они! - указала жена на какой-то закрытый тряпкой предмет.
Муж достал последнего попугайчика и снова спросил:
- Ты их правда не ешь?
- Да вот же они, - возмутилась жена, - я что, по-твоему, сырое мясо глотаю? Просто прикрыла птенцов, а то солнце светило прямо на них.
- Но почему же твой рот в крови?
Муж стал спускаться.
- Подожди, помогу тебе, а то упадешь, - сказала жена.
- Не надо, я прекрасно слезу сам.
- Нет, я помогу; не хочу, чтобы ты расшибся.
Здесь бы ему и ударить женщину топором: не знаю, почему он этого не сделал. Да что там - дурак был. Жена сперва подставила руки, чтоб он оперся ногой, затем поддержала под ягодицы. И тут же вцепилась в мошонку муж завизжал от боли. Она сдернула его на землю и продолжала давить яички, потом принялась бить, пока не убила. Когда стало ясно, что человек мертв, она вгрызлась в мошонку зубами, оторвала яички и засунула в сумку. После этого стала не торопясь поедать тело. Объев его до костей, женщина направилась к дому.
- А где отец? - спросили дети.
- Он задержался, скоро придет, - успокоила мать.
- Схожу к соседке, - добавила она, увидев, что в доме рядом готовят салат.
- У тебя нет соли? - спросила соседка.
- Эй, достань соль из моей сумки и принеси сюда! - обратилась женщина к сыну.
Первое, что увидел в сумке мальчик, были мужские яички. "Неужели это моего отца, какой ужас!" подумал ребенок. Конечно, ему надо было молчать о своей находке, но вместо этого мальчик побежал к соседям, размахивая яичками будто погремушкой. Мать отреагировала мгновенно. Она обхватила обеих стоявших рядом с ней женщин и сшибла их головами. Затем вырвала яички из рук мальчика и сунула себе в рот. Она стала жевать их вместе с салатом, а две женщины лежали тут же на полу без сознания. Покончив с салатом, людоедка вернулась домой.
Настала ночь. Мать и трое ее сыновей лежали рядом. Женщина чуть приподнялась и пощупала печень каждого из детей.
- У этого еще совсем маленькая, а у этого побольше, но тоже не очень, а вот у старшего довольно приличная, - размышляла она. - С него надо будет начать!
Удовлетворенная, она закрыла глаза. Младший брат лишь притворялся, что спит. Он следил за матерью и слышал ее бормотанье. Как только женщина задремала, мальчик осторожно разбудил братьев.
- Мы должны заманить ее в ловушку! - убеждал он.
- А все же позор собственную мать убивать! - откликнулся средний. - Хотя если мы ее не убьем, тогда она, конечно, нас съест. Придется, значит, убить.
- Хватит рассуждать, вставайте и поторапливайтесь! - настойчиво шептал старший.
Братья прокрались к тому месту, где мать имела обыкновение набирать воду. Нагнув дерево, они натянули веревку с петлей.
Дайте-ка я попробую, сказал младший и наступил на петлю. Дерево распрямилось, увлекая за собой мальчика, он закачался в воздухе.
- Отлично! - хрипел младший брат, - только отцепите скорее!
Братья наладили ловушку опять и вернулись в дом. Утром они разбудили мать.
- Тебе не кажется, что у нас мало воды?
- Позже схожу, - отмахнулась женщина.
- Нет, не позже, мы есть хотим! - пристали дети.
Мать уступила и пошла на реку.
- Нет мама, не там, там вода мутная! - кричали братья, нарочно замутив воду повсюду, кроме того места, где находилась ловушка.
Вот женщина задела петлю и в ту же секунду повисла в воздухе, изрыгая проклятья и сожаления, что не съела детей накануне.
- Ты умрешь! - кричали дети хором, - сейчас мы покончим с тобой!
Мальчики разогрели немного воска. Из воска скатали шарики, положив в каждый колючку. Эти шарики они прилепили к стрелам и принялись обстреливать бьющееся в судорогах тело матери. Метили в лицо и в живот, сразу же выбили оба глаза. Людоедка пыталась вырывать вонзившиеся шипы, но колючки обламывались. И тут она заговорила.
- Я умираю, дети мои. Как только испущу дух, положите меня на подстилку из травы гуавирами и подожгите. Тогда увидите, что из меня получится.
- Бедная мамочка! - пожалел женщину младший из сыновей. - Но что мы могли еще сделать? Ведь она сама собиралась убить нас, да вдобавок съела отца!
Прошло немало времени, прежде чем женщина действительно умерла. Однако дети не решались подойти ближе и продолжала стрелять. Наконец, старший велел им остановиться.
- Помоги мне вынуть ее, - скомандовал он, - и сразу тащите вон туда, видите, где трава гуавирами растет!
Потребовалось немало труда, чтобы сжечь тело дотла. Мальчики стояли у пылающего костра и сокрушались.
- Как все же жалко, - говорили они, - родная мать! Никогда бы ее не убили, не превратись она в нечто странное. Отца нас лишила!
Когда братья возвращались в деревню, их сверстники кричали им вслед:
- Смотрите, эти трое убили мать, а теперь идут домой, смотрите на них!
Весь остаток дня братья срезали тростник и делали новые стрелы.
Вскоре они посетили место сожжения матери. Там выросло необычное пахучее растение табак. Они попробовали его закурить и почувствовали тошноту, но вскоре привыкли и дым стал им даже нравиться. Насушив табачных листьев, мальчики отправились в деревню. Навстречу вышел старик с трубкой в руке.
- Закурить не найдется? - спросил он.
Братья дали ему листьев, старик вдохнул дым и тут же упал, потеряв сознание.
- Ох, и крепок же этот табак! - восхищались люди.
Каждый мужчина получил долю курева.
На следующий день, захватив охапки приготовленных стрел, мальчики вышли на ровное место и нацелили луки вверх. Первая стрела вернулась назад, но уже следующая впилась в небесный свод. Стрелы, пущенные ей вслед, застревали в конце одна у другой, образовав цепочку, свисающую до земли. Первым полез младший брат, за ним остальные. Крепкой была та цепь, сильными те шаманы! Вот и небо. Братья зашагали по ровному полю, затем выбрались на дорогу и пошли мимо посевов кукурузы и огородов с дынями, прямо в селение людей-птиц.
- Смотрите, кто к нам явился! - говорили высыпавшие навстречу жители. - Ведь это те самые знаменитые мальчики, убившие мать!
Братья потом лишь один единственный раз спускались на землю посмотреть, хорошо ли растет табак. Больше они не возвращались, оставшись на небе. Это были древние люди, люди ушедшего времени. Вот, я дошел до конца."
вверяю свою память обглоданному времени. Оно, время, очень закомплексованно - вечно путает имена и события повторяя их, чаще чем хотелось, меняет местами секунды с днями, иногда даже забывает перевести часы с зимних на летние, и всё это ему с рук сходит... Так что если оно потеряет мою память в своих дырявых карманах радости я не обижусь. Этого и добивался, вить всегда знаю,что смогу её найти в подкладке отчаяния, пока та не прохудилась...
Хто вирішить за мене справи? Хто розпочне мою любов? Хто з вечора мені до рана Все непокоїтиме кров? Хто брав мене за браком часу, Хто шепотів „тебе люблю”, - Він поривав з надмірних гасел, Ловив за крильця комашню; З ним не згадаємо вчорашнє – Воно віддалося брехні, І завтрашній день згаслий, А будні все чомусь важкі – І вже порожні речі ми...
Буденні речі тягнуть до черева Прагнуть забути вчорашні рани, Хтось неволить себе химерами Хтось дозволить себе – думкам зухвалим... Хто нітрохи себе не картаючи Буде інших, чомусь, цькувати... Хто каміння набрав за пазухи – Той заручник своеї драми. Хто отримує дозвіл на створення І затисне в руці гранату. Хто придумує різні правила, А хто просто чека на ката. І кому не до того буде; - Хто ламав у щердь погляди Не погасне занадто рано.
Буденні речі, нектаром приторним Дозволять в них назавжди пропасти. Хто дістене багато спогадів, Хто самого життя багато...
...І хто вже вмер, а хто за ним, Та й навздогін – Буденні речі перетягнуть на себе весь прядок дій: Кого ховали ми учора? – Кого згадаємо завжди? – Він світ розкрив мені, хоча із роду Не зліз з старезної печі. Хто гірший з нас, або хто крачий? Хто, зрештою, малий ледащо, Кого роздавлять мов клопа; Його сахатимуться люди, Бо він для них „лиха чума”, Бо серце в нього на поверхні І думки не тримають зла.
Буденні речі нектаром приторним Дозволять в них назавжди пропасти. Хай даремно лунають докори, І вчорашнім стає дріб’язком Той – хто невмів прощяти.
ДРУЖБА...Тричі скаже сотня людей Бо за вами кожен з цих днів. Промінь зірки чюжих не знайде. Зріз по рані все розповість. Кризи замкнутих нам нестрашні... Попіл сипеться з критичних мас Їх не багато – Друг кожен з нас...
НЕКОНТРОЛЬОВАНА ЗЛІСТЬ...Стріли в розсіч згаслих ідей – Чим лишились ми для людей ? Так приречине їхнє життя Крізь весь простір Злість проросла каменем в море. Захлинешся – пустелю змориш. Не поговорим, по різні сторони ми. Цей рік-морок може знищить тебе – Злість...
ВІРНІСТЬ...Простір рівних зворотніх меж Стільки різних – один із них Душі пам’ять, - самотній час Поміж вами її ім’я. Тінь постійних сторін сухих, Грізних правил – бажань тісних. Чи ще трішки – зламаєшся сам. Хто з них ліпший страх, чи вона? – наша Вірність.
ВОТ:Вот: Слегка помятые жизнью тётки Садятся на руки молодых парней И безобразно ржут суки В ответ на дурацкие шутки их. А поже тянут криивые пальцы Чють выше колен плоть, И отвратительно чвакая страстью Глотают последние дни до разлук. Он ей теребит старость нежно, За ухом, седым локоном снов И засыпая утром, он понимат Апсурдность своих оков.
ИЛИ ТАК:или так: Она роняет шприц на пол, С другой ебётся он – Ему не останется верной – Кончик иглы с огнём. А для него это повод только, Он знает что с ней уже всё, И руки опустит первым Не сказав в ответ ласковых слов. А выход действительно верный – Найти у другой тепло... Её это будет первый Разогретый в ложке розовый сон.
ВОТ ЕЩЁ:вот ещё: Им обоим известна немощь, Они только по своим адресам И лиш жалость их вместе держит В ней загрузли они навсегда. ... Подневольно друг друга гладят Камня два мельничных жернов Истирая себя в порошок... А за жалостью следует скупость Скупость чюств и тепла И не будет казатся лишним То что спят по своим углам. ...Слякоть жизни в замёршей луже – Это их дом...
ПРОПАСТЬ...Пропасть… Взрывы ничтожной нервной системы Срывы ничтожны в рамках вселенной… …плоскость. Брешь стон сомнения, Пропасть-зеркало – стёкла гранями, Чувства нежные умрут В твоём взгляде.
Ты останешься прогнав шорохи Чтоб уйти когда тебе нужно…
- если жизнь окажется прорвана, ЗНАЧИТ...Значит не так уж было и нужно, - Дом заколочен досками, Знобит – слишком пусто. Обрывки фраз в памяти Осколки оконных стёкол, Дом м забит досками Может быть никогда не вспомнят, И не будет звенеть каплями, Сочится сквозь щели суток. Сохранит плесени воздух Дом «любви прошлой».
Каждому слову есть своё время, Место и память, А ВОТ...А вот душам только пути состраданья. Плавятся стержни разума И осталась до срыва малость. – В твоём взгляде бешенство, У меня на устах память. - Я к тебе не стану вежливым. - Я с тобой не останусь равной. Много было глупости; Сколько он может быть каменным. Слишком долгим был этот «праздник». И бумага незримых писем, мокрая, Станет в огне шорохом. Если он даже ворон; Всё равно от меня зависим.
Мы закрылись в своём безумии Доставшись каждому поровну… - Я кормлю тебя неизбежностью А ты всё равно не пускаешь руку. -Я тебе не отвечу камень… Может нас даже что то связывает – А достигнет лишь холод. Я буду вечной памятью жить Ты возьмёшь новые краски. Наших имён тайный смысл Уже никогда не погаснет.
Я не боюсь смерти Только страха перед ней – Всегда парой они ходят. Я ненавижу жалость мёртвых, А мёртвым не нужна любовь живых. В холм разрытый посажу клён с вишней, Крестами подопру И жду, рубиновые их плоды, Точно зная: что где то будет, где то нет....
Я трусы не меняю неделями Но, зато, подмышки брею часто – Потому что, и тех и других пара. А носки должны быть обязательно порваны – Так быстрей исчезает запах, А шнурки вязать туго надо – Чтоб в ботинках его больше было, Кто отступит от истин прожженных – Того общество ногами растопчет. Почему?.. он один а их двое...
Постоянно во мне Двое гениев борются, Один добрый, И другой – не плохо. И тогда только они затыкаются, Когда хуй стоит. Почему? – Да потому, что с ним яиц пара.
На улице дождь любит меня; любит, как может, смывая росой тепло зимнего уюта хорошо защищенной квартиры. Дождь - стихия, с которой можно говорить на равных, даже самой ранней весной. Его биения, сердце ждало целую пропасть зимы. Пульс и капли вторят друг другу в такт, кружа тело в вальсе воды обретшей свободу от кристаллической решетки. Дождь любит меня, и мои чувства отвечают ему всецело. Мы с городом - наполненные дождём лужи, ждавшие часа этого, целую вечность зимы, пьём и не можем напиться, отражаем в своём зеркале все дома и мокрых прохожих.
Она талантлива, а я безмерный идиот, Что ей дано, мне и не мыслемо представить. Я, просто, слишком грубый для неё, Оди раз прикоснувшись, крыльтя поломаю; Живя всего лиш мимолётной встречей с ней, Я не могу летать, но всёже в низ срываюсь. Смотрю на небо, ищю её в себе, Зачем ищю, понять и не пытаюсь; Я просто так стою и больше нет желаний. Какбудто ктото движет мной, А я собою властвовать не смею. Я просто далеко, в не тела своего стою И без имоций наблюдаю – за собой, за нею.
путь окажется рано пройден, а слова не достойны тепла, они будут верны друг другу, обвиняя в конфликте только себя…
Если смерть окажется верной, И ДАЛЬШЕ...Если вдруг достигнет нас, Тогда я уйду первым – А у них хлынут слёзы из глаз. Я уйду, а дождь будет падать, Пустотой заполняя тишину, Если ты перестанешь плакать, То услышишь, как он целует листву: Та бессильно свои корни теряет, Унесённая ветром в даль. Если ты грустить перестанешь – Шаг за шагом покинет печаль, и тебя…
Она любит зиму, но та тает каждый раз, Её ищет тепло по замёрзшим следам – Слыша города гул она знает о многом – Переполненных стен, улиц-камня тревоги. Если дождь хлынет градом, Одного много в малом. Или тень его рядом – Ядовитым туманом будет сон угасать: Кто на память, кто дольше, Кто не зрячим, но больше, В трёх словах объяснит: - Если был -…не забыт…
путь окажется рано проеден, а слова не достойны тепла – они будут верны друг другу, обвиняя в конфликте только себя.
- Заблуждались с тобой мы долго, И искали в других краях, Будет, если, ещё немного – Я тебя никому не отдам. Жизни наши – птицы верные, Столько зим, в цвету вишен поют. Мы уже замерзали, наверное, В одинокую горечь разлук. Или он принесёт чашку чая, Где с водой вскипятил всё тепло, Чтобы ты перестала плакать Доверяя печали ему.